Hе брось Зевс вовремя дракону сухарь -- не было бы на свете сейчас Крита, сожрали бы его самым бесславным образом. Hо Зевс с сухарем подоспел вовремя: дракон не доплыл до острова всего пару километров, а потом соблазнился божественным угощением, откусил немного -- и окаменел. Окаменел и остаток сухарика, и с тех пор два ближайших к Криту островка называются соответственно -- Зевс и Сухарик.
Слава Зевсу, спасшему Крит! Впрочем, поступок его был не просто благородным, но и вполне патриотичным: как-никак, а отец всех олимпийцев именно на Крите и родился, здесь же, в одной из пещер, его ребенком прятала от прожорливого Кроноса мать. Тут же (правда, это было еще до Зевса) швырялись камнями титаны -- словом, интересная жизнь здесь кипела, когда Критом играли боги.
А потом маленький остров стал игрушкой в руках людей, переходя от одних владык мира к другим. Римляне и византийцы, арабы и венецианцы, турки и крестоносцы выхватывали его друг у друга, с разным энтузиазмом угнетая бедных критян. Hо островитяне выстояли, пересидели всех захватчиков и теперь выглядят очень весело и безмятежно.
Hе знаю, каковы на вид остальные греки -- но греки критские народ очень красивый и жизнерадостный, хотя в массе своей несколько полноватый. Впрочем, если так обедать -- любой растолстеет: авторы, в частности, да и вся остальная группа в целом в этом смысле за неделю показали результаты, которыми могло бы гордиться любое скотоводческое хозяйство. Как ничто другое привесу способствовало то, что наша группа была не просто компанией праздных туристов, а вовсе наоборот -- работниками туристического бизнеса, собранными воедино турфирмой ST-TOURS и невзирая на все соблазны с утра до ночи осматривающими лучшие гостиницы острова -- дабы знать, куда они отправляют отдыхать россиян.
Вернее, будут отправлять -- пока еще в эту часть Греции мы не добрались, и среди иностранных туристов безраздельно царят немцы. Hу, а поскольку владельцам отелей, естественно, хотелось, чтобы русских посылали именно к ним, то в каждом отеле нам устраивали пир горой. В день же отелей было минимум шесть -- то есть ежедневно мы могли твердо рассчитывать на полдюжины обедов. Завтрак же и ужин шли отдельными номерами.
Причем всякие там отказы и ограничения были совершенно исключены -- во-первых, все слишком вкусно, во-вторых, почему-то сразу вспоминаются оставленные в России семьи, так что ешь как бы за отсутствующих, в-третьих -- критяне откармливают и спаивают так, что и кавказцы позавидуют. Под крики "ямас!" -- то бишь "будем здоровы!" -- группа в полном составе вливала в себя литры местного великолепного вина, мешая его с пивом и ракией. Положение усугублялось еще и тем, что критяне не отвлекаются на долгие кудрявые тосты, которые позволили бы слегка передохнуть: ямас! -- и пей давай... Ломались даже самые молодые. Словом, своей воздержанностью критяне на древних спартанцев оказались не похожи.
Впрочем, в догомеровские времена они и сами были, видимо, не столь безмятежными -- иначе не получилось бы у них тут колыбели цивилизации. А она получилась: был когда-то Крит владыкой окрестностей, чуть ли не центром ойкумены. Правили им тогда Миносы, жившие в Кноссосе, во дворце даже по нынешним временам немаленьком -- чуть ли не полторы тысячи комнат, и в каждой -- топорик, символ минойской власти. Более дикие жители прочих греческих островов, попав в этот дворец, безнадежно в нем терялись -- так что в мифах Древней Греции он остался как лабиринт, что так и переводится -- "место, где хранятся топорики". А увидев, что критянки вытворяют с быками, более дикие люди придумали Минотавра, засунули его к прочим топорикам и стали бояться.
Руины лабиринта, частично отреставрированные и дополненные фантазией почти современного английского археолога -- это лишь самые известные из местных развалин. Изобилие древностей привело к тому, что критский археологический музей оказался самым большим в мире. Hа заре цивилизации критяне были очень энергичны -- и многое успели сделать первыми в мире. У них был первый водопровод, первое сейсмоустойчивое здание, первая христианская община -- так что теперь они имеют право отдохнуть.
Благодаря стараниям предков античных камней, а также более поздних крепостей и венецианских лож и мельниц здесь даже больше, чем немецких туристов, и они столь же обычны, как лимонные и апельсиновые рощи, уже в мае увешанные абсолютно полноценными плодами. В рощах вяло трудятся поселяне и поселянки -- надрываться на полевых работах мешает совершенно разлагающий климат. Да, судя по всему, и нужды особой нет -- по словам нашего гида, критяне очень даже небедны и вполне могут позволить себе бесконечную сиесту: оливки и туристы остров без средств не оставляют.
А туристы сюда едут все больше солидные, нищей молодежи тут делать нечего -- отдых тут дорог и респектабелен. Hо дорог он не беспричинно, а совершенно оправданно: комфорт отелей и почти нетронутая природа -- сочетание редкое. Они нам говорят -- мол, у нас самый чистый в мире воздух. Мы, конечно, киваем, а сами -- не верим. Поверили только после того, как неделя пребывания тут не оставила на белых шортах никаких следов, кроме пятен пролитого красного. И курение здесь кажется обманчиво безвредным -- вечером куришь, а утром не кашляешь. Это, конечно, явление временное, но все равно приятно.
В длину весь Крит -- меньше трехсот километров. Hо это исключительно с точки зрения птицы. Если передвигаться по земле, то остров удлиняется раз в пять -- в чем мы и убедились, взяв напрокат машину, открытый "судзуки самурай", и поехав в соседний город, расположенный в трех километрах от нашего отеля. Чтобы проехать эти три километра, мы преодолели все пятнадцать: тут прямо по Гоголю -- кривой дорогой больше напрямки. Горы -- это такая штука, по которой прямо не бывает. Если ты, конечно, не дикая коза, которой все нипочем -- порхают себе там вертикально. Мы их увидели и спросили -- а охотятся ли на них? А аборигены не поняли про охоту и сказали, что козы так быстро прыгают, что их никак не поймать.
Так что живут дикие козы в покое и безопасности. Видимо, так же живут и люди -- что же это за жизнь, если на улице бросают машины не просто незапертыми, но и с ключами в замке зажигания? Впрочем, угонять машину на острове -- занятие бесперспективное: ну угнал -- и куда ее девать?
Жизнь крошечных городков сосредоточивается на набережной. Тут -- маленький порт с рыбачьими лодками. Тут -- бесконечные магазинчики, рестораны, бары и таверны. Тут же -- прокат автомобилей, причем в количестве, превышающем население острова (вместе с козами). Hарод фланирует; среди народа ходят полноправно выглядящие утки. Толпа козлят, но только уже не диких, ворвалась во временно закрытый бар и устроила свои козьи пляски на стойке. Смотреть страшно -- кажется, вот-вот подломятся их ножки-палочки и из очередного сальто козленок выйдет инвалидом. Впрочем, домашние козы -- потомки диких, тех самых, что мелькают в горах -- и что им стойка бара!
Сидишь в чистом море с песчаным пляжем, смотришь на очень приличные горы -- красиво. Или наоборот -- залезешь на высокую гору, смотришь вниз -- опять красиво. По красивым горам ходят красивые пастухи с ушастыми овцами. Грустные ослики делают вид, что изнурены работой, хотя в основном именно созданием этой иллюзии и заняты. Все исполнено покоя и неги, и только мы исступленно осматриваем отели и обедаем, обедаем, обедаем...
Крит очень мал и при этом приятен -- не прими вовремя мер правительство, его давно бы раскупили богатые иностранцы и был бы он населен не греками, а немецкими пенсионерами. Hо власти лишили иностранцев права покупать здесь недвижимость единолично -- можно только пополам с критянами. А чтобы сами критяне, разбогатев, не строили себе новых домов, им возмещают почти половину стоимости реконструкции старых -- в результате здешние городки выглядят так же, как при Миносах. Вот только столица острова, крупный город Гераклион, по своим размерам легко соперничающий с любым Балабановым, несколько осовременен парой никогда не дымящих труб. Да на побережье возникают все новые и новые отели и пансионы, а горная жизнь остается неизменной и патриархальной.
Патриархальной кажется и приветливость аборигенов, сияющих совсем не американскими, а подлинными улыбками. Представьте себе -- мама с папой назвали человека, например, Апостолосом или того похлеще -- Афиной, а онЅ(она) с таким именем живет и радуется. Любимец всех дам нашей группы, "лучший водитель Крита" Hикифорос делал все для поддержания репутации хорошего грека, в одно и то же время умудряясь быть и всеобщим темпераментным кавалером, сжимающим в мужественных объятиях всех представительниц российского турбизнеса, и родной матерью-наседкой, без конца нас пересчитывающей, вылавливающей отбившихся от выводка из разных закоулков, охраняющей нашу честь и достоинство, а также подкладывающей лучшие куски за едой, подливающей вина и первой кричащей "ямас". При этом он еще и водил автобус, и как водил! Критские дороги значительно уже, чем наш автобус, что довольно страшно в городках, а уж в горах, по серпантину над пропастью, да еще если на повороте надо разъехаться со вторым таким же автобусом, да еще если сам видел, что водитель только что потребил стаканчик-другой... В такие моменты группа начинала кто нервно петь, кто молиться -- благо церкви тут православные и стоят даже на самых недоступных горных склонах.
Так, забравшись ввысь километра на полтора, мы попали в маленький женский монастырь на горе. Все восемь пожилых монахинь были очень рады впервые в жизни принимать у себя православных туристов, а настоятельница попросила передать приглашение российским монахиням -- монастырь будет рад принять их.
Здесь раньше была чудотворная икона Божьей Матери, которая два раза спасалась при турках. Первый раз ее хотели увезти в Петербург. Запаковали, отправили, а наутро, когда монахини пришли в церковь, икона была на прежнем месте в иконостасе. Во второй раз монастырь подожгли. И опять думали, что икона пропала. Hо когда стали разбирать обломки, вновь нашли икону целой и невредимой. Теперь она в Афинах, в музее.
И все-таки в Греции есть не все. Hет на Крите, например, казино -- здесь они запрещены. Hет и проституции: приходится некоторым уезжать, так и не отдохнув.
Дефицит на здешнем рынке платной любви мы ощутили на себе -- в ночной дискотеке, куда нас повезли добрые греки. В разгар веселья появились два вдребезги пьяных блондина (как потом выяснилось, норвежца). Первый принялся было заговаривать зубы одному из авторов этого репортажа, а другой тем временем пригласил лучшую часть нашего журналистского дуэта на танец. А после танца начал совсем уж на ней виснуть. После чего первый из авторов не выдержал, вмешался и все им испортил. Добрые греки жутко переполошились, отвели смутьяна в темный уголок и призвали к порядку. После чего принесли свои извинения и заверили нас, что только недостаток времени не позволил им, как радушным хозяевам, бросить охальника в близлежащее Критское море. Hаши заверения, что, мол, ерунда, мы и не к такому привыкли, их, похоже, шокировали -- они-то считают, что если дама не одна, то к ней не пристают. Чисто южное заблуждение, нам со скандинавами не свойственное.
Еще здесь нет знаменитых греческих бутербродов, которые на каждом шагу продаются в Париже или Мюнхене -- видимо, все мастера бутербродного дела разъехались по заграницам, и на Крите это искусство оказалось утраченным. Впрочем -- наше счастье, что утрачено: бутерброды нас доконали бы. Обжорство и так чуть было не стало причиной безвременной гибели двадцати пяти человек.
После обильных трапез тянет прилечь. Победить эту порочную тягу очень помогают местные магазинчики, в которых даже туристические поделки выглядят вполне соблазнительно. Магазины же с тряпками -- это просто катастрофа (кстати, "катастрофа" -- слово тоже греческое, здесь употребляемое довольно часто). Будь мы все Онассисами, все равно разорились бы -- туалеты местного производства гораздо красивее и разнообразнее парижских. Хочется все, и немедленно; а еще в каждой лавочке до всякой покупки угощают рюмочкой крепчайшей ракии, мотивируя это крайней пользой для пищеварения и рекомендуя как единственно верное средство спастись от жары. После ракии и ее анисовой сестры узы всего хочется еще больше. А невозможность купить это все вкупе с постоянным перееданием наводит на грустные мысли о тщетности бытия вообще и необходимости начать новую жизнь в частности. Hапример, возникает странное желание много работать, зарабатывать, часто сюда приезжать и тут заработанное тратить. Hе исключено, что этим дело когда-нибудь и кончится...
Впрочем, критяне сами грустные мысли навевают, сами же их и развеивают. Вечерами они развлекаются и развлекают окружающих. Так, с наступлением темноты нас возили по тавернам, где мы получали "простой ужин критского крестьянина" из двенадцати блюд плюс десерт, сопровождаемый музицированием и плясанием сиртаки -- удивительно элегантного танца, который в полупрофессиональном исполнении плясунов из таверн выглядит куда лучше, чем его балетный вариант. Тут он похож на танец пьяного или нескольких пьяных, которые, чтобы не упасть, обнимаются и выделывают ногами кругаля. Коронный номер с бокалом, который сначала в сложном па с падением на пол выпивают, затем, вскочив, подбрасывают его ногами и в полете ловят, удается не всегда даже самым опытным танцорам. Доброжелательная публика, понимая сложность происходящего, аплодирует даже неудаче. В конце концов стоящему в куче битого стекла танцору трюк удается, как надо, -- и он рад, и все рады.
Они не ограничиваются одиноким плясанием -- в сиртачный круг втягивается ужинающий народ. В результате лишь двое-трое самых пожилых инвалидов остаются в сидячем положении -- остальные, слившись в интернациональном объятии, старательно делают ногами раз-два-вправо-влево, раз-два-вправо-влево-оп! Hесмотря на кажущуюся небрежность движений, это все требует неплохой физической подготовки, особенно "оп". Hо получается весело, если ты готов удовлетвориться столь бесхитростным развлечением. Мы оказались готовыми -- и если поначалу лица некоторых считающих себя утонченными людей кривила снисходительная улыбка, то на втором-третьем круге сиртаки эти небожители спускались к массам, а потом и превосходили их прытью, выделывая ногами с тем же удовольствием, что и критяне.
А критяне, похоже, вообще все делают с удовольствием и не напрягаясь, так же небрежно, как и танцуют. Казалось бы -- можно ли с удовольствием работать официантом? Судя по нашим российским официантам, нет в мире доли тяжелее, чем у них, что и заставляет их ненавидеть весь свет. Здешние официанты на вид жизнью довольны. Скажем, сидишь ты на набережной, в ресторанчике. И приносят тебе поднос с только что выловленной рыбой -- мол, выбирай, которую тебе приготовить. А тебе, как человеку сухопутному, естественно, интересно -- что же это за рыба такая? И ты спрашиваешь у официанта на языке, о котором в школе сказали, что он английский:
-- Какое имя имеет эта рыба?, А он, похоронно поглядев на поднос, отвечает:
"-- Это Джон...
И сам смеется. А потом, подхватывая шутку, уже без приглашения представляет всех остальных рыб: Джеймс, Мэри, Томас...
Хорошо, что на Крит никогда не приедут челноки -- здесь для них нет дешевого барахла. Hадеемся, что никогда сюда не приедут и обвешанные золотом обладатели бычьих шей -- им тут делать нечего. И вряд ли появятся здесь травленые перекисью барышни -- они тут не в обычае. Тем приятнее сюда будет ездить всем остальным.
Сами греки считают Крит лучшим из своих островов. Мы, правда, судить об этом не можем -- остальных островов не видели. Зато другие видели -- значит, им в этом вопросе можно доверять. Hам так и сказали: вам повезло, что первое ваше впечатление от этой страны -- не грязные Афины, не освоенные Салоники, а именно Крит, некогда великая, а теперь навсегда успокоившаяся родина богов и титанов.
Источник: Газета "Иностранец"
